Персона

Голос совести

Епископ Ставропольский и Владикавказский Феофан рассказал журналисту Pro о том, как ходил в самоволку, встречался с Ясиром Арафатом, боролся с сектами в Магадане и напоследок дал совет, какой из внутренних голосов слушать.

Традиции семьи Ашурковых

– Вы в детстве думали, что станете священником?

– Нет, даже не предполагал. Хотя я рос в глубоко верующей семье, духовенства до меня в роду не было. Я первый, кто пошел по этому пути.

– Какой момент из детства чаще всего вспоминаете?

– Праздник Святой Троицы. Я вырос в небольшом селе Курской области. Детство пришлось на послевоенную разруху, практически все было сожжено, нужно было жизнь строить заново… Тяжелое время. Но на Троицу, когда по традиции весь дом устилался травой и цветами, была такая радость в душе, такая праздничная атмосфера вокруг… Я до сих пор помню этот запах – травы с цветами. У меня всегда было ощущение, что такой и рай будет.

– Вы служили в армии?

– Да. Три года в Высшем военном училище связи в Ульяновске. «Бегать от армии» мне даже в голову не приходило. Я пятый сын в семье, и до меня все четверо служили. Думаю, если бы я не попал в армию, это была бы для меня катастрофа.

– Армия что-то поменяла в вас?

– Помогла в осознании жизни. Я на мир посмотрел другими глазами. Было много общения с друзьями, с кем служил бок о бок. Постепенно происходила внутренняя закалка, формирование человека, который должен исполнять долг. Взаимоотношения «командир – рядовой», приказы не обсуждаются…

– От армии остались хорошие воспоминания?

– За три года службы – ни одного черного дня в памяти. Сегодня общество изменилось, появились дедовщина, неуставные взаимоотношения... А в наше время все было по-другому. Армия – это нормальное явление в жизни мужчины. И мы бегали по плацу, получали наряды вне очереди. Иногда.

– Неужели и в самоволку ходили?

– Ну, не очень часто. Однажды на Пасху, например, я ушел в храм. Как человек верующий, я не мог себе представить этот праздник без храма.

– После армии вы поступили в политехнический институт на энергетический факультет. Почему все-таки оставили учебу?

– Все очень просто. Я воспитывался в семье, которая не просто «играет в веру», а в которой вера и нравственность были нормой жизни. Я никогда не слышал от отца черных слов. Я никогда не видел отца пьяным. Я не помню ни одного скандала в нашей большой семье. Честность была во всем. Помню, в селе шла уборка. Машина ехала, с нее падала свекла. Люди подбирали – домой, для скотины. А нам отец сказал: «Ты же не выращивал – значит, и не бери».

Та же честность была во взаимоотношениях между мужчиной и женщиной. Сейчас вот есть совершенно непонятные мне отношения «гражданский брак». У нас это называлось простым словом «блуд», а блудить – грех. Четверо моих братьев – все женаты, все живут с женами дружно.

А я, учась в институте, видел противоположные вещи, и они меня внутренне угнетали. Например, собирались ребята вечером в общежитии и начинали хвастать своими похождениями. Рассказывали грязные подробности. Мне трудновато было жить в таком содружестве. С одной стороны, учеба мне давалась, да и с людьми общался легко – это качество и по сей день сохранилось. Но с другой стороны, я чувствовал какое-то несоответствие между собой и образом жизни моих сокурсников. Со стороны мне казалось, что они очень легко живут, а я все время в каких-то рамках, ограничениях. И мне думалось: а может, попробовать жить так, как они? Доходил до какой-то грани, а потом понимал, что становлюсь предателем семейных традиций. И отступал. То, что было заложено во мне с детства, помогло потом сохранить себя в юности.

Как-то я поехал в Троице-Сергиеву Лавру – просто помолиться. Зашел в семинарию.

И увидел, что здесь все другое. И понял, что это – мое, что я никогда больше не уйду отсюда. Так произошел переход от светской карьеры к духовной.

– А как же юношеские влюбленности?

– Влюбленности в сторону. Я решил идти по монашескому пути. А монашество предполагает иной образ мыслей. Служение церкви. Вот это и было влюбленностью.

По духовной линии

Не все просто было с поступлением. Но в конечном итоге программа Московской Духовной семинарии была пройдена за два года вместо четырех лет.

Затем была Московская Духовная академия, а в 1973 году в Троице-Сергиевой Лавре послушник Иван Ашурков был пострижен в монашество с именем Феофан в честь преподобного Феофана Исповедника. Защитил диссертацию. Поступил в аспирантуру.

– В духовных учебных заведениях тоже легко было учиться?

– Где бы я ни учился, учеба всегда давалась и по сей день дается мне очень легко.

– Вы и сейчас учитесь?

– Да, я много работаю над собой. Я считаю, что человек должен учиться до конца жизни. Если он перестает учиться, начинает только учить, это… не очень здорово. Потому что нельзя из колодца постоянно черпать воду, не имея ключей, которые бы его пополняли. Можно быстро все вычерпать. Нужны источники.

– И где ваши источники? В каких областях лежат ваши интересы?

– В первую очередь, конечно, это область религиозная. Ещё, поскольку мы работаем с людьми, это психология. В силу того, что я являюсь администратором, я должен знать и законодательную базу, не только церковную, но и светскую. Но кроме этих обязательных знаний, меня всегда очень интересовали история, литература и философия. Это три гуманитарных направления, которые необходимо знать каждому интеллигентному человеку, а тем более священнику.

– Что предпочитаете в литературе?

– Люблю Достоевского и Чехова. Достоевского люблю за его глубину, за виртуозное лабораторное исследование психологии души человека. Много раз перечитывал «Братьев Карамазовых». Чехова люблю за лаконичность слога, за четкость мысли. Если хотите нормально говорить по-русски – читайте Чехова. Он научит. Наверное, с десяток раз перечитывал «Капитанскую дочку» Пушкина. Всегда нахожу что-то новое для себя. Очень люблю стихи. Особенно таких забытых поэтов, как Иван Никитин.

Зарубежные командировки

Целью аспирантуры была подготовка церковных кадров для зарубежной деятельности.

– Куда была первая заграничная командировка?

– Ещё на старших курсах мне предложили поехать в Иерусалим. Там я пробыл пять лет. С 1984 по 1987 год нес послушание секретаря Экзархата Центральной и Южной Америки. Исколесил Латинскую Америку вдоль и попрек. Лично за рулем проехал от Буэнос-Айреса до Рио-де-Жанейро. После Аргентины немного поработал в Москве, и снова на Ближний Восток. Александрия, Египет. Объездил весь Африканский континент, открывал храмы в Тунисе, Алжире, Марокко, ЮАР. Много раз встречался с Арафатом и вел с ним переговоры о судьбе русской церковной собственности в Палестине.

– Какие впечатления от Арафата?

– Это не тот террорист, которого нам рисовали СМИ. В личном общении это очень умный, тонкий политик. Образованный человек. Он мне подарил альбом, на котором написано его рукой: «До встречи в Иерусалиме». Сегодня это бесценная вещь.

– Сколько языков вы знаете?

– Не скажу, что знаю блестяще, но, когда жил за границей, свободно изъяснялся на английском, испанском, арабском, иврите…

Противостояние

– Что было после Александрии?

– Я вернулся в Москву. Уезжал из Советского Союза, вернулся… не знаю, куда. Был назначен заместителем председателя отдела внешних церковных связей. Мне было поручено отвечать за связи церкви с правительством, президентскими структурами и СМИ.

– Должность непростая...

– А если учесть, что в то время Борис Николаевич очень любил часто менять руководство, было вдвойне непросто. Только наладишь отношения – как на этом посту уже новый человек, и все сначала. Мы постепенно выстраивали новую систему взаимоотношений между церковью и государством, которая позволяла бы им быть партнерами.

– На то время пришлось много разных событий, один 93-й год чего стоит. Расскажите, как вы стали участником переговоров с Хасбулатовым и Руцким?

– Была организована группа, которой предстояло вести переговоры со стороны государства и церкви. Но кому-то надо было подготовить эти большие переговоры. Кто пойдет? При обсуждении и светские, и духовные лица сошлись на моей кандидатуре. Я несколько раз ходил в осажденный Белый дом.

– Было страшно?

– Не забуду один разговор… Там оцепление было, и с той, и с другой стороны. Вооруженное противостояние. Нужно было метров двести пройти по нейтральной зоне. И на кордоне меня остановил подполковник каких-то спецслужб … Я сейчас очень хорошо помню это лицо, озлобленное, усталое... Он тоже спросил меня: «А вы не боитесь?». Я говорю: «Нет, не боюсь. Чего ж бояться?». «Ну, как чего? Вот вы сейчас пойдете туда, через мертвую зону. Мои ребята устали, там тоже все устали, снайперы всюду сидят. Вдруг не выдержит кто-то, устроит провокацию, да и стрельнет в вас». Я не боялся, но, когда шел те двести метров, мне хотелось оглянуться, посмотреть, никто там не целиться? Хотелось побыстрее их пройти, побежать. Но я понимал, что надо вести себя достойно.

Моя задача была убедить Хасбулатова в необходимости переговоров. И мне это удалось. Переговоры с Хасбулатовым длились больше часа. Потом встретился с Руцким.

– Как вы сейчас оцениваете те события?

– Это позорная страница в истории нашей страны, когда мы с танков стреляли по своему парламенту. Но за переговорный период остыли головы, и все-таки начал действовать разум. Страшно представить, что было бы, если бы не эти несколько дней переговоров… Страна была на грани гражданской войны.

Северный форпост

Почти целое десятилетие архимандрит Феофан провел в Москве. Много было интересных встреч, зарубежных поездок. В 2000 году был назначен экзархом патриарха в Дамаске и пробыл там около года, пока патриарх снова не вызвал в Москву. Теперь он предложил архимандриту поехать в Магадан.

– Владыка, почему Магадан?

– А там, на севере, сложилась очень опасная ситуация. Америка близко. К нам оттуда хлынула волна различных сект. Они прямо в центре города построили свои молитвенные дома, проникли на телевидение, во власть… Тогда это было очень легко – за компьютер все отдавали. А единственный православный храм стоял где-то на отшибе.

– И как вы решили противостоять спонсорам сект?

– Нужно было объяснить народу, к чему может привести такой массовый отход от традиций. Ведь что цементирует общество? Вера, язык и культура. Три составляющие, которые являются становым хребтом национального содружества. Основа России – русский народ. А в плане веры – православие, не обижая других вер, в том числе и ислам. Вот, к примеру, как Италия – католическая страна, так Россия – православная. Нам сейчас говорят: да нет, какая православная, всех много – и тех, и других. Много. Но когда идет расслоение по таким мелким квартирам веры, это грозит распадом общества.

Самый простой вопрос: где находятся центры всех религиозных сект? Как правило, это Бруклин, Мюнхен, Париж. А ведь кто платит, тот и заказывает музыку. И у человека, попавшего в секту, ориентиры не здесь, на Родине, а там, где сидят идеологи. Для сектантов интересы нашего государства уже не очень-то важны. Поэтому мы должны быть очень осторожны в вопросах веры.

Я не стал с вступать в какую-то открытую полемику с сектами – пустое дело. Я просто начал действовать. Буквально через полтора месяца у меня была своя программа на местном телевидении. Встречи на радио. Выпуск православной газеты. Через четыре месяца после своего назначения я поставил вопрос о строительстве нового кафедрального собора. Все были удивлены, включая губернатора. Но я объяснил, почему это необходимо. Магадан – северо-восточный форпост России. Строительство собора – свидетельство того, что мы никуда не собираемся отсюда уходить. Раз строим собор, значит, строим на века, чтобы наши дети и внуки в него ходили. И ещё собор – это память о тысячах погибших, в ГУЛАГе. Как раз на месте управления «Северо-Восток Золото», где проводились расстрелы, а потом обком начали строить и бросили, в центре города, я и предложил поставить собор. По христианской традиции, на крови мучеников.

Построили. На сегодняшний день это один из лучших новопостроенных соборов на Севере. Огромный, высокий, красивый очень. Местная достопримечательность.

И, что интересно, был возле недостроенного обкома памятник Ленину. И оказалось, что теперь Ленин обращен к собору. Я как-то раз сказал мэру: «Вам не стыдно?». Он насторожился: опять подвох какой-нибудь у Владыки. «А что?».«Зачем так обижаете вождя мировой революции?». Ничего не понял. «Он всю жизнь боролся с религией, с церковью, приказал беспощадно уничтожать попов, дабы другим не повадно было. А сейчас стоит и смотрит на храм. Каково ему?». Памятник убрали. Ничего страшного не случилось. Храм стоит, а Владимир Ильич на заслуженном отдыхе.

Южный форпост

В 2003 году патриарх опять приглашает к себе епископа Магаданского и Синегорского Феофана. На Кавказе умер митрополит Гедеон.

– Что сказал патриарх?

– «Владыка, ваша доля…»

– Не жаль было уезжать из Магадана? Только-только жизнь наладили...

– У нас как в армии. Выслушал, ответил только: «Как благословите». И оказался в Ставрополе. Интересно, что сорок лет назад мой предшественник писал мне характеристику в семинарию. Потом митрополит обращался к патриарху, чтобы меня назначили его помощником. Но патриарх не давал согласия. Он считал, что мне нужно работать самостоятельно.

– Как обстояли дела в епархии на момент вашего приезда?

– Я понимал, что без сотрудничества с обществом, со СМИ будет невозможно продуктивно работать. И здесь я не буду вам объяснять, вы сами знаете – я всегда открыт. Вы меня можете увидеть где угодно – и на комбайне, и на заводе, и в студенческой аудитории. Об этом постоянно говорю моему духовенству: будьте активными, живите жизнью общества с хорошей стороны и привносите здоровую струю в него. Это очень важно. И, стоит признать, духовенство у меня просто герои.

Я помню, когда приехал, первое, о чем меня спросили: «Что вы будете делать?», и я ответил: «Первая задача – восстановить Казанский собор». Некоторые усмехнулись. А потом говорили между собой: «Конечно, только приехал, что он ещё мог сказать? Посмотрим». Что ж, сегодня Казанский собор подходит к куполам.

Сложность нашей епархии в том, что все епархии включают в себя один субъект федерации. В нашей – шесть. Не надо объяснять, какие они – все разные. Даже в пределах края… Ставрополь очень сильно отличается от Кавминвод. Нужно знать, что, где, как сказать. Я должен помочь найти точки соприкосновения в конфликтных ситуациях, которые постоянно происходят в обществе.

– Но ситуации были не только конфликтные, но и трагические…

– Да, самая трудная страница в моей жизни – Беслан. Через сорок минут после захвата был у школы. Я помню не дни, а часы – 52 часа. Я видел, как зло может в полноте овладеть людьми и превратить их в зверей. Это выше человеческого осмысления. Это бесовщина. И ни о какой вере здесь и речи быть не может.

Человек так устроен – ему необходима вера, без неё он не может жить. И если не православие, то это будет вера в то, что все дозволено, вера в деньги. Это тоже вера, но вера искаженная.

Мы просто обязаны воспитывать детей в нормальной вере, а не в извращенной. Знание своей веры, культуры, традиций помогает сохранить общество. Если мы не познакомим детей с основными религиями, этим воспользуются негодяи.

– Почему, несмотря на сложность управления такой большой и непростой епархией, её было решено ещё расширить?

– Действительно, когда я приехал, Чечня относилась к Бакинской и Прикаспийской епархии. Но было много жалоб, что не окропляется она, как надо. И тогда решением священного Синода Чечня была передана в нашу епархию. Нужно было устраивать там жизнь. Когда я начал говорить о восстановлении собора архистратига Михаила, на меня смотрели, как на чудака. Я бил во все колокола, подключил все силы. На сегодняшний день храм восстановлен, действует и даже стал лучше, чем был. Сейчас строится дом для приходской жизни.

– А в заявлении Рамзана Кадырова о строительстве храмов тоже была доля вашего участия?

– Я и с его отцом, и с Алхановым, и с ним самим постоянно обсуждал этот вопрос. Когда была инаугурация Кадырова – первое мое пожелание было о восстановлении храмов в Чечне. И, надо сказать, что отрицательной реакции у него не было ни разу.

– Как вам кажется, почему именно вас в форпосты посылают?

– Наверное, в таких местах нужны люди, которые могли бы быстро сориентироваться, дать оценку происходящему и по возможности найти правильное решение. А мне помогает тот опыт, который я приобрел, больше полутора десятков лет проведя за рубежом, общаясь с огромным количеством людей, разных вер и наций. Главное – быть наблюдательным. Я встречался со многими интересными личностями. И у каждого чему-то учился.

– Вам всю жизнь постоянно приходится преодолевать сопротивление. Как удается убеждать людей?

– Нужно всегда слушать голос своей совести. Иногда его пытаются заглушить страсти, эмоции, разные мысли о собственных удобствах. Но если ты слушаешь голос совести, тебя трудно сбить с толка. Твой оппонент это чувствует. И он уступает, потому что голос совести сильнее, на него можно положиться.