Персона

Семейный Кодекс

Власть – мощная сила, противостоять которой в одиночку сложно. Если цель выбрана, она мнет, гнет и ломает до полного разрушения. Адвокат – человек, который принимает поединок с властью на стороне слабейшего. И случается, побеждает.

От отца к сыну

– Александр Михайлович, у вас замечательная дочь и успешный сын, оба – состоявшиеся личности. Дайте совет, как все-таки нужно воспитывать детей?

(Александр Михайлович вздыхает):

– Я вообще воспитывал детей неправильно. Потому что воспитывал их в строгости. А надо – в любви. Это я понял, когда у меня появился внук. На самом деле, на ребенка не нужно даже повышать голос. Сейчас я могу справляться с полуторагодовалым человеком одной только лаской и любовью. И он мне отвечает взаимностью.

– Итак, главный секрет воспитания – любовь?

– Это не секрет. Это должен быть такой образ жизни, мыслей, такое поведение… Когда появился первый ребенок – сын – естественно, мне хотелось, чтобы он пошел по моим стопам. Я все силы направил на то, чтобы сделать из него профессионала. А что-то другое, возможно, упустил… Но, вы знаете, сегодня Роман уже во многом меня превзошел.

– Где он учился?

– Здесь, в Ставрополе, в университете на юрфаке.

– Но вы, наверное, лично курировали его образование?

– Жестко курировал, пощады не давал. Я хотел, чтобы он хорошо знал английский язык – он им в совершенстве овладел. Я хотел, чтобы он стал кандидатом наук в области гражданского, арбитражного, международного права – он им стал. Мне хотелось дать ему то, чего нет у меня.

– Вы оставляли сыну возможность свободного выбора профессии?

– Нет. Не оставлял. Никакой свободы выбора у него не было. У него отличная память, замечательный язык, он великолепно говорит, хорошо, быстро мыслит. Он гуманитарий, как и я. Математика у него всегда была большой проблемой, как и у меня. Так что все было предначертано.

– А у вас тоже все было предопределено?

– Я юрист в третьем поколении. Мои сын и дочь – в четвертом.

– Велика ли разница в воспитании сына и дочери?

– Так получилось, что сыном занимался я, а дочкой – мама. С дочкой у меня никогда проблем не было.

– А с сыном – были?

– Нельзя сказать, что это были проблемы. От сына я больше требовал. Не даром говорят – от кого больше ждешь… Мне казалось, что парень – он же будущий мужчина– должен быть ответственен за все: за семью, за детей, за жизнь… А у моей дочери есть муж. Он ответственен за нее.

– Зятя придирчиво выбирали?

– Он сам появился, его дочка выбрала. У нас самодостаточные дети. Они все делают сами.

– А ваш домашний очаг как строился?

– Все просто. Караганда, Казахстан. Я учусь в высшей школе МВД. Будущая жена – на экономическом факультете института торговли. Знакомство, любовь…

– Как познакомились?

– Ну, как знакомятся студенты? На танцульках каких-то. Тогда дискотек не было, мы делали совместные вечеринки с другими вузами. Давно все это было. Больше тридцати лет назад.

– Почему вы обратили внимание именно на эту девушку?

– Так она была просто замечательная!

– Чем же?

– Всем! Людмила была…отличница, комсомолка и просто красавица, как там еще?

– Спортсменка… Значит, такой она была?

– Да. Но самое главное, что она такой и осталась! Мы познакомились на втором курсе, потом расстались, потом случайно встретились на четвертом курсе и… все. Я сказал: «Мы с тобой поженимся» и повел ее в ЗАГС. У нее тоже выбора не было. А зачем выбор? Помните, как Миронов сказал в одной роли: «Вы привлекательны, я – чертовски привлекателен, чего зря время терять?». Потом мы поехали по моему распределению, я начал работать в милиции, в ОБХСС. Была такая служба. За то, за что мы сажали людей в тюрьму, позже этим же людям стали давать награды... Какое-то время проработал на практике. Потом ушел на преподавательскую работу, оставшись в системе МВД. Снова учеба, защита кандидатской диссертации в Москве, в Академии. Масса сложностей. Чтобы защититься, нужно было стать членом КПСС.

– И вы стали?

– Стал.

– Суровые времена были…

– Сегодня не менее суровые.

 (Сделав многозначительную паузу, Александр Михайлович продолжает):

– Так вот, 15 лет я преподавал право, закон. Заведовал кафедрой уголовного процесса. Учил студентов быть не машинами, а людьми. А в 93 году ушел на пенсию. Не захотел больше преподавать.

– Почему?

– Не знаю. Что-то во мне изменилось.

– Надоели студенты?

– Нет. Я всегда очень любил студентов, и они любили меня. Но я почему-то понял, что нужно уходить. Пора. Мне было 37 лет, я имел выслугу 20 лет. Мне год оставался до полковника. Все говорили: «Что ты делаешь?»… но я решил: «Все, ухожу». Почему-то мне казалось, что я должен стать адвокатом. Я достаточно серьезно подготовился к этой работе. Понял, что должен защищать людей.

А в октябре 93, когда я ушел в адвокатуру, был расстрел Белого дома, после которого объявили выборы в Госдуму России. Я подумал, почему бы не стать депутатом в первой демократической Думе? Пошел на выборы по одномандатному Ставропольскому избирательному округу. И победил. Без денег, честно победил. Стал депутатом Госдумы России. Работал в комитете по законодательству и судебной реформе. Мне предложили быть экспертом России в Совете Европы в Страсбурге. И я им стал. И готовил документы на вхождение России в Совет Европы. Готовил закон об адвокатуре, о судебной системе, о статусе судей. Работали над УПК. Правда, закон об адвокатуре в мою бытность депутатом не был принят, но концепция, которую я предложил, впоследствии легла в его основу.

– Вы узнали свой труд в новом законе?

– Да. И этот закон был принят общественностью… Когда закончились мои полномочия депутата, я не остался в Москве, вернулся в Ставрополь. Местечковый я, наверно. Сдал депутатскую трехкомнатную квартиру в Митино. Сдал телефоны, ноутбук. Никто не сдавал. А мне еще сказали, что пропала подушка. Претензии предъявили!

Сын, кстати, тоже почему-то вернулся в Ставрополь. Тоже вопрос. Он прожил в Москве пять лет. Досрочно защитил диссертацию, работал в правовом управлении Госдумы России. Ушел оттуда. Не мог найти работу, подрабатывал переводами – считал, что должен остаться в столице. Наконец, получил должность юриста в какой-то иностранной компании, потом стал заместителем начальника отдела. А потом все бросил и вернулся сюда.

– Может, вы его позвали?

– Нет. Я его звал сразу после аспирантуры, он сказал – нет. А когда я хотел, чтобы он остался и делал карьеру в Москве, он приехал.

– Непослушный какой.

– Непослушный. Сейчас он здесь, в Ставрополе, работает довольно успешно, обеспечивает себя.

– Вы больше не касаетесь его жизни?

– Ну, мы вместе обсуждаем злободневные вопросы, я с ним советуюсь, он со мной. Но работает он самостоятельно.

В боксерской стойке

– Должен ли адвокат быть внутренне уверен в невиновности своего подзащитного?

– Так бывает не всегда. Это если честно. Но стремиться к этому нужно. В законе так указано. Мы любыми законными методами должны создавать такие предпосылки, которые могли бы привести к оправданию либо сыграть в интересах наших доверителей. Мы не можем ухудшать положение, даже если внутренне чувствуем, что наш клиент виноват. Мы не смеем допускать этой мысли. Потому что если ты допустил эту мысль, то защитить его уже не сможешь.

– А вам приходилось переживать такие противоречия?

– Нет, у меня были другие проблемы. Я настолько убеждал своих клиентов в их невиновности, что они сами в это начинали верить.

– Почему же это проблема?

– Для того, чтобы я мог эффективно защитить своего доверителя, я должен убедить его в том, что он не совершал преступление…

– В то время как он совершал?

– А кто знает? Я должен убедить, что он не виноват. Тогда он и на детекторе лжи не покажет отрицательных результатов… Когда клиент верит в то, что он непричастен, он начинает и меня убеждать в этом. Ну, а когда он готов убедить меня, значит, он убедит и остальных.

– Так в чем проблема?

– Когда очередного моего доверителя оправдывают, он заявляет: а зачем мне нужен был адвокат, я же невиновен! Психология…

– Существует ли такой человек, которого вы бы не стали защищать ни при каких обстоятельствах?

– Полно таких людей, которых я не стал бы защищать. Я всегда выбираю свои дела. Я имею возможность выбрать. Ко мне даже не обращаются террористы, убийцы, насильники. У меня специфическая категория дел. Люди, которых обвиняют в экономических преступлениях. И удачно так получается, что я редко проигрываю. Конечно, что-то проигрываю. Очень сильно переживаю, все пропускаю через себя. А что делать? Если ты не будешь отдаваться работе, не будешь сопереживать, у тебя ничего не получится. Надо сопереживать.

Адвокат – он же художник. Он философ, психолог, оратор. Он должен уметь то, чего не умеет обычный человек. Ведь ему нужно преподнести ситуацию в интересах своего доверителя, обратить обстоятельства в пользу подзащитного. Бороться-то приходится с государством, а с государством бороться всегда очень тяжело. На его стороне сила.

Государство может в бараний рог скрутить. И мне часто приходилось занимать боксерскую стойку.

– Борясь за своего подзащитного?

– И за него, и за себя. Сломить адвоката – уже полпобеды.

– Разве адвокату лично что-то угрожает?

– Угрожает! Вот, было одно дело, которое я двадцать восемь месяцев вел. Судья просто взял и в нарушение всех мыслимых норм и правил отстранил меня от участия в деле, удалил из зала судебного заседания. Хотя ни при каких условиях он не мог этого сделать. Ни при каких. Это его постановление даже обжаловать нельзя. Законом не предусмотрена эта ситуация. Потому что человека лишили законного права на защиту.

Если сегодня эта ситуация останется без внимания общественности, то завтра следователь будет выбирать адвоката для обвиняемого.

– Это был ваш 13-й процесс с участием присяжных. Двенадцать вы выиграли, а 13-й…

– А 13-й – чертова дюжина.

– Верите в приметы?

– Я верю в неизбежность. Я знаю, что предначертано судьбой – то будет.

– И бороться бессмысленно?

– А что значит «бороться»? Надо занимать свою позицию, надо делать свое дело. Надеяться на лучшее. С чем бороться, с судьбой? У каждого есть свой крест, и человек его несет. Он просто не отдает себе отчета в том, что этого его крест. Вот, и в разговоре с вами я уже несколько раз сказал – я не знаю, как это вышло.

– Какое решение в вашей жизни было самым сложным?

– Мне постоянно такие решения надо принимать, что после каждого кажется – оно было самым сложным. А потом возникает другая ситуация, сложнее которой еще не было. И в конечном итоге, когда примешь решение, оно уже не самое главное, не самое сложное. Все в жизни так относительно!.. сегодня это кажется сложным, завтра – нет. Переспал ночь – и все нормально. Главное – не драматизировать. Как говорит моя жена, по мне нельзя понять, нахожусь ли я в какой-то сложной жизненной ситуации или нет. Я не переношу свои проблемы на окружающих меня людей. Пытаюсь справиться самостоятельно. В кризисные моменты я ложусь спать. И сон восстанавливает мою нервную систему. Срабатывают защитные силы организма. Я просыпаюсь и уже знаю, что делать.

– Вы жалеете о чем-то в жизни?

– Нет, никогда. Я же Овен. А у Овна принцип жизненный знаете, какой?

– Какой?

– «Цель вижу». Все. А если кто-то оказался на пути твоем – я же не виноват, что он не отошел. Он же видел, что я иду. И если зацепил невзначай – так неумышленно же. Овен никогда ни о чем не жалеет. Баран, упертый такой. Цель поставил – и вперед.

– Случалось ставить такие цели, которых не удалось достичь?

– Да. Но тогда включалась моя фатальность. Я говорил: «Ну, значит, не суждено». Получилось – хорошо, а нет – так и не надо.

– Вы когда-нибудь дрались?

– Ой, ну конечно, дрался. В детстве меня всегда били. Я был слабенький. Меня били, а я дрался. Я дрался – меня били. А потом, когда подрос, стал заниматься каратэ, меня перестали бить. И я перестал драться. Окружающие поняли, что я могу что-нибудь и сломать. И когда я тоже внутренне понял, что могу что-нибудь кому-нибудь сломать, меня перестали обижать… бить, по крайней мере. Само собой получилось. Видно, у контрагента на психологическом уровне возникает понимание того, что этого лучше не делать.

– Сейчас никогда не возникает желание кого-нибудь побить?

– Ну, кто же сейчас… сейчас иначе все это делается, есть другие способы, методы, мы же взрослые люди, в этом нет никакой необходимости! Вообще, дерутся слабые, молодые. А взрослые люди уже не дерутся…

Нет, я сейчас тоже могу что-нибудь кому-нибудь сломать. Могу, да. Запросто.

Партия защиты

– Александр Михайлович, какую музыку, книги, фильмы вы предпочитаете?

– Музыку – классическую. Листа люблю. Иногда Баха. Особенно, если удается послушать исполнение его музыки на органе. Есть что-то родственное у органиста и адвоката – каждое дело в силу своеобразия обстоятельств неповторимо, как музыкальное произведение, исполненное на органе.

Люблю исторические фильмы. Книги – в основном, фантастику. Люблю, понимаете, то, что цементирует мужские качества. В историческом фильме – умение постоять за себя и защитить других. Фантастика – то, чего хотелось бы в идеале. Мне очень хотелось бы, чтобы мир был гармоничным, чтобы люди относились друг к другу с уважением, чтобы общество было цивилизованным. Чтобы сильные не обижали слабых, чтобы было уважение к старикам, чтобы родители любили своих детей, не бросали их. И много подобных хороших слов. И, наверное, этого бы хотелось многим.

– Но не всем?

– Общество – оно ведь разное. Многогранное. В нем не семь цветов радуги, а гораздо больше оттенков. Люди разные и отношения разные. Человек-то в основе своей –животное. И только в цивилизованной стране он становится разумным существом.

– А наша страна цивилизованная?

– Наша? Далека от цивилизации. Далека. Корни забыты. Мы же отсчитываем свою цивилизацию от Рождества Христова – две тысячи лет. Но нам-то гораздо больше.

– Но Америке вот триста лет…

– Да причем тут Америка. Америка – конгломерат. Искусственно созданный. Это не цивилизация. Да что о ней говорить. Китай, Индия, Италия – цивилизация. Русь – тоже. Но они сохранили память и историю, а мы – нет. И в этом проблема.

– Какое место в мире вы считаете идеальным для жизни?

– Я больше трех-четырех дней за границей не могу. Хочу домой. Там все так гладко, замечательно… не могу! Я хочу домой приехать, увидеть наших таможенников, которые всегда смотрят волком. Когда пройдусь по нашим улицам, запачканным, замусоренным – понимаю, домой приехал. И мне хорошо.

Москва меня не устроила. Я вернулся сюда. Потому что самое лучшее место – там, где мои родные люди. В Ставрополе у меня – друзья, знакомые, дети рядом, внук растет. Внук! Боже мой, что еще нужно для счастья! А остальное, эти житейские неурядицы, связанные с работой, – это все дела преодолимые, и это не главное в жизни. Главное – любовь родных и внутреннее комфортное состояние, которое ты испытываешь, живя на этой земле.